[Shearona]

маги-неделька, день третий: коронный момент
у меня такое чувство, будто я один хочу смочь во всю неделю

Автор: шати
Название: Казнь
Фандом: Magi: the labyrinth of magic
Пейринг/Персонажи: Коха, Комей, намек на Коэн/Синдбад
Жанр: ангст, слэш, драма
Рейтинг: РG
Размер: 731 слово
Саммари: Настоящий король всегда выбирает народ.

Фикбук

Коха с Комеем не видели казнь. Наверное, оно было к лучшему.

О том, что Коэн сдался и отдал трон Хакурю, они узнали, когда их пленными доставили в столицу, ожидать приговора. Там у них отобрали оружие, связали и оставили под стражей. В те минуты ни один из них не думал о своей смерти. Комей неловко прижимал руку к раненому животу (его пожалели и перевязали, но это было не то, ведь раньше Коэн мог излечивать за минуты любые раны) и сидел в углы, прямо на каменном полу, откинув голову назад. Коха не хотел спрашивать, о чем думает старший брат, догадывался и так: в голове перепуганной птицей бьется мысль о собственном ничтожестве, ломится сквозь виски, причиняет невыносимую боль. Лучший стратег империи — и попался в такую бездарную ловушку, даже не подумал о подобной возможности, шагнул в приветственно распахнутый капкан.

Коха сидел напротив, глядя, как брат облизывает сухие и потрескавшиеся губы, и беззвучно шептал: "Зачем, Эн? Я еще могу драться! Я могу защитить всех!". Коэн все равно не услышит. Коха слышал краем уха, что когда Синдбад появился в Балбадде, все, кто толпился вокруг Коэна, умоляли его продолжить сражение, кричали, что их сил хватит. А Коэн... махнул рукой? Вышел навстречу врагу? Хотя врагу ли, — Коха насмешливо искривил губы, он видел, как Синдбад однажды проскользнул в спальню к брату, и потому не сдержался, подошел поближе в неплотно прикрытым дверям. Он навсегда запомнил увиденное в тонкую щель: смуглые ладони на плечах брата, пальцы Коэна в волосах Синдбада, поспешный и страстный поцелуй. Коэн не мог не сдаться — Синдбад умело нашел слабые точки, ударил в нужный момент. Страна скатилась ему в руки спелым яблоком.

Нельзя сказать, что Коха не понимал брата. Они все понимали, начиная с императорской семьи и заканчивая солдатами из их армии. Коэн не мог продолжать эту войну, не мог обречь на смерть людей, которых мог спасти: вот прямо сейчас, просто принеся себя в жертву. Зачем, Эн? Слишком глупое благородство, от которого хочется плакать. Коха хотел бы сказать, что все спасенные не стоят жизни его брата. Коэн был сильным, умным, мудрым и добрым, всегда был рядом, всегда поддерживал, всегда спасал. Он был королем для каждого, и Коха, и Комей, и Когёку собирались служить ему всеми силами, прославляя своего правителя. И даже сейчас, когда руки стягивала веревка, а тело сквозь тонкую ткань холодил камень пола, Коха был уверен, что не будет короля лучше его брата. Настоящий король всегда выбирает народ.

Коэн сдался.

А через неделю объявили приговор. Коха и Комей за эту неделю свыклись с мыслью о собственном поражении, и переговаривались о грядущей казни. Когда глухо лязгнула дверь, впуская стражу, никто из них не поднял голову. Они ждали смерть.

Вместо этого их вышвырнули из страны, не дав даже взглянуть на то, как будут казнить Коэна. Коха рвался из чужих рук, захлебываясь криком, а Комей опускал глаза, пряча их за челкой. Они оба знали: толпа перед помостом будет бесноваться от восторга, и все вмиг забудут о том, как обожали своего принца. Им не нужно было видеть, чтобы знать: Коэн будет стоять на коленях, высоко подняв голову, так, что на мгновение станет стыдно опускать клинок. А потом будет поздно.

Их увезли на дальний остров. Не совсем вышвырнули из страны, и на том спасибо. Не позволили брать никого из слуг, никого из ближнего окружения. Плыли долго, но Коха не запомнил ничего: из тесных кают их не выпускали, а в грязном круглом окошке едва ли можно было разглядеть морскую гладь. Когда выводили на землю, Комей, ослабевший от раны, покачнулся и упал, потащив за собой Коху, с которым был связан одной веревкой. Они повалились на землю прямо с трапа, въехав лицами в грязь, но никто не шагнул помочь, каждый отводил взгляд. Братья поднимались сами, остро чувствуя именно сейчас, что смерть была бы лучшим решением.

Через три дня их вывели на берег. То ли сменились настроения, то ли стражники, но хоть и вели их на веревке, никто не хотел ни ударить, ни унизить бывших принцев. Коха был благодарен и за это: в изгнании время тянулось слишком долго, сразу вспомнилось все несделанное, все невыполненные обещания. Не хотелось спать, удавалось только ворочаться в постели, слушая шумное дыхание Мея.

Солнце слепило. Коха издалека увидел корабль, и, еще не понимая, что видит, почувствовал, как что-то рвется в душе.

Напротив них стоял Коэн, и улыбка криво прорезала его лицо, насмешливо-спокойное, как всегда. Он тяжело опирался на трость, и Коха был уверен, что Комей спросит с брата за деревянные конечности, но сейчас было важно другое: Коэн стоял живой.

— Я выжил. Неловко получилось.